Дамы и господа! Сегодня днем мы с министром финансов, вице-канцлером, министром иностранных дел, министром обороны, министром внутренних дел, министром юстиции и главой ведомства федерального канцлера получили новые сведения, касающиеся Алексея Навального, и обсудили, как мы поступим с этими сведениями. Мы уже проинформировали вас письменно об этом во второй половине дня. Это ошеломляющая информация о попытке с помощью яда убить одного из главных оппозиционеров России, и поэтому мне важно еще раз высказать вам свою позицию.
Господин Навальный находится в Берлине на лечении с 22 августа. По соображениям гуманности и следуя желанию его семьи мы сделали возможной его перевозку в Германию.
Клиника «Шарите» поручила специалистам-токсикологам бундесвера исследовать медицинские пробы господина Навального. Теперь специальная лаборатория бундесвера сделала ясное заключение. Алексей Навальный стал жертвой нападения с использованием химического нервно-паралитического вещества из группы «Новичок». Этот яд, без каких-либо сомнений, присутствует в пробах.
Поэтому ясно, что Алексей Навальный стал жертвой преступления. Его должны были заставить замолчать, и я это осуждаю, в том числе от имени всего федерального правительства, самым резким образом.
Ангела Меркель — об отравлении Алексея Навального
Meduza
Я хочу воспользоваться возможностью, чтобы выразить сочувствие Алексею Навальному, а также его семье, которая переживает тяжелое время. Я надеюсь и желаю ему, чтобы он смог выздороветь после этого покушения.
Ранее я уже позвонила господину бундеспрезиденту, чтобы поговорить с ним о развитии ситуации с Навальным. Федеральное правительство, кроме того, проинформировало фракции в бундестаге. Федеральное правительство свяжется с Организацией по запрещению химического оружия (ОЗХО) в Гааге.
Во второй половине дня российский посол был проинформирован министерством иностранных дел о результатах тестов. Мы ожидаем, что российское правительство выскажется об этом происшествии. Возникают серьезные вопросы, на которые может и должно ответить только российское правительство.
К судьбе Алексея Навального привлечено внимание всего мира. Мир будет ждать ответов. Мы информируем наших партнеров в ЕС и НАТО о результатах исследований. Мы вместе обсудим это и с учетом российской позиции решим, какая общая реакция будет соразмерной.
Преступление против Алексея Навального направлено против основных прав и ценностей, которые мы защищаем.
Благодарю вас.
Оригинал материала: «Meduza»
«Meduza», 02.09.20, ««Это определенно покушение на убийство»»
Интервью эксперта по химическому оружию, который расследовал отравление Скрипалей «Новичком», — о ситуации с Навальным.
Главный российский оппозиционный политик Алексей Навальный — уже две недели в коме: ему резко стало плохо в самолете, летевшем из Сибири в Москву. Берлинские медики из клиники «Шарите», куда Навального перевезли из Омска, обнаружили у Навального отравление ингибиторами холинэстеразы — однако конкретное вещество, ставшее причиной отравления, не названо. Удастся ли немецким аналитикам найти отравляющее вещество спустя столь долгое время? Почему отравление не удалось обнаружить в России? Когда следует ждать новостей о состоянии здоровья Навального? Эти и другие вопросы научный редактор «Медузы» Александр Ершов задал Марку-Михаэлю Блуму — биохимику, специалисту по химическому оружию, много лет проработавшему в международной Организации по запрещению химического оружия. Он непосредственно участвовал в расследовании отравления Сергея и Юлии Скрипалей в Великобритании.
Сразу же после публикации этого материала стало известно, что правительство Германии сообщило о том, отравляющее вещество было идентифицировано и речь идет о яде, схожем с «Новичком».
— Сейчас нам достоверно известно очень немногое о том, что все-таки произошло с Алексеем Навальным. И главное — это второе сообщение клиники «Шарите». Процитирую: «Результаты исследования указывают на отравление веществом из группы ингибиторов холинэстеразы. Конкретное соединение остается неизвестным, начата серия комплексных анализов». Можете пояснить для наших читателей, что это означает? Как можно установить факт наличия отравления, не установив при этом само отравляющее вещество?
— Это возможно. Для этого нужно провести особый вид анализа крови. Берется образец крови, в которой [в норме] присутствует этот фермент — холинэстераза, и измеряется его активность. Для этого к образцу добавляют специальное вещество, которое выступает аналогом ацетилхолина, под действием холинэстеразы оно распадается, получается другое вещество, которое потом окрашивает реакционную смесь в желтый цвет. Это классический тест, с помощью которого можно измерить активность фермента в плазме крови.
Важно иметь в виду, что активность фермента может быть драматически снижена, но при этом клинически, по симптомам, это никак не будет проявляться. И лишь тогда, когда активность упадет практически до нуля, вы получите все эти хорошо описанные симптомы отравления [фосфорорганическими соединениями].
Мы точно не знаем, но поскольку господина Навального было решено поместить в состояние медицинской комы, то уровень активности холинэстеразы, можно предположить, был у него очень сильно снижен. Сообщение «Шарите», о котором вы говорите, очевидно, выпущено после того, как были получены результаты такого теста. Теперь — в качестве второго шага — необходимо определить уже конкретное вещество, которое стало причиной отравления.
— Это, видимо, очень трудный вопрос — но какова вероятность того, что вещество все-таки удастся определить?
— Если активность холинэстеразы в организме подавлена, и очень сильно, это значит, что что-то ее ингибирует [подавляет]. Из этого следует, что отравляющее вещество все еще присутствует в организме и соединено ферментом — просто потому что иначе, если бы оно уже куда-то пропало, активность фермента вернулась бы в норму. И это — залог того, что природа отравляющего вещества все-таки будет установлена.
Делается это следующим образом. В крови есть особый вид холинэстеразы — бутирилхолинэстераза, которая хорошо растворима в воде и с которой удобно работать. Отравляющие вещества связываются с ней точно так же, как и с ацетилхолинэстеразой. Вы смотрите на этот фермент и пытаетесь определить, что с ним происходит. Есть две возможности: некоторые отравляющие вещества связываются с ней крепко, но все-таки обратимо, другие — прежде всего, боевые — связываются необратимо, как суперклей.
Теперь, имея образец крови, вы можете выделить из нее этот фермент, разрезать его на мелкие фрагменты и найти среди них тот самый характерный кусок, с которым связываются яды. На нем вы ожидаете обнаружить что-то постороннее, что блокирует работу фермента. Затем, используя масс-спектрометрию и зная нужную массу фрагментов, вы можете определить массу присоединенного вещества и попытаться восстановить, о каком именно отравляющем веществе идет речь.
Затем, когда у вас есть гипотеза и вы думаете, что нашли нужное вещество, вы, в идеале, должны взять такое же вещество, добавить его в образец человеческой плазмы и повторить анализ. Если картина будет идентичной, это и есть подтверждение того, что вы нашли нужный яд. Это не самая тривиальная работа, но она позволяет получить подтверждение вашего анализа.
— Врачи, которые занимались реанимацией Навального в России, говорили, что проверяли вариант с отравлением ингибиторами холинэстеразы, но не нашли ему подтверждения. Может ли у этого несовпадения — между тем, что говорят российские и немецкие врачи — быть какое-то рациональное научное объяснение? Например, в Омске не было достаточно чувствительных масс-спектрометров, которые есть в Берлине. Это возможно?
— Мне так не кажется. Потому что первое, что делается [при подозрении на отравление] — это тест на холинэстеразу. Для этого можно, конечно, использовать сложное оборудование, но по сути это очень простой тест. Нужна плазма, субстрат, стеклянная кювета. И вы просто делаете цветную реакцию, для получения результата которой нужен лишь спектрофотометр — это очень простое лабораторное оборудование, которое есть почти везде.
Важные подробности о тестах
Существует несколько тестов на активность разных типов холинэстеразы, из которых чаще всего применяются два: тест на ацетилхолинэстеразу, содержащуюся в эритроцитах (RBC-AChE) и тест, определяющий активность похожего фермента, бутирилхоринэстеразы (BChE) в плазме крови. Активность обоих ферментов используется как косвенный способ для оценки главного — уровня активности холинэстеразы в нервых синапсах, падение которой и вызывает симптомы отравления, но измерить которую у живого человека напрямую невозможно. То, насколько хороши эти тесты в качестве маркеров уровня отравления, является предметом научных споров — прежде всего потому, что нормальный, базовый уровень активности обоих ферментов сильно отличается у разных людей. Но грубо говоря первый тест считается более точным, а второй — более чувствительным (это важно, когда после отравления прошло много времени). Бутирилхолинэстеразы в крови гораздо больше, поэтому при других типах исследования, когда определяется само отравляющее вещество, изучают именно этот фермент. В любом случае, следует иметь ввиду, что результаты тестов не являются необходимым условием диагностики острого отравления и диагноз можно поставить и без них.
Проводился ли какой-либо из этих анализов Алексею Навальному, из открытых источников не известно. 24 августа главный токсиколог Омской области Александр Сабаев сообщал, что «при поступлении в стационар у Алексея Навального проводились исследования на широкий спектр наркотических, синтетических веществ, психодилетиков и лекарственных веществ, в том числе ингибиторов холинэстеразы — результат отрицательный». Однако исследование на наличие ингибитора (хроматографическое и масс-спектрометрическое, как можно судить по фотографиям бланка с результатами анализов Навального) это не то же самое, что тест на активность фермента. ФОС в большинстве своем разрушаются гораздо быстрее, чем длится само ингибирование холинэстеразы, поэтому тогда, когда активность фермента все еще подавлена, чистое вещество в образцах можно не обнаружить.
Насколько мне известно, российские врачи говорили, что вводили Навальному атропин. Но, с другой стороны, они же говорили, что у него мог быть низкий уровень сахара в крови. И это вопрос, который я себе постоянно задаю: в норме, когда у вас падает уровень сахара, это сопровождается учащенным сердцебиением и потоотделением, но атропин вводят в противоположной ситуации, — когда пульс, наоборот, очень слабый. Если они вводили атропин, у этого должна была быть какая-то причина — и, насколько мне известно, пока о ней ничего конкретного не говорилось. Атропин не вводят больным в тяжелом состоянии просто в качестве меры предосторожности. Пока никакого убедительного объяснения, зачем это было сделано, я не видел.
— Кроме того, Навального довольно долго не разрешали транспортировать в Германию. Самолет, прилетевший за ним, много часов просто ждал в аэропорту. В связи с этим некоторые сторонники Навального высказывали версии о том, что его намеренно как можно дольше хотели не передавать немецким врачам — чтобы яд в организме успел разрушиться. Насколько такая версия может иметь под собой основания и насколько быстро вообще разрушаются эти яды в организме?
— Некоторые из этих веществ распадаются в организме действительно довольно быстро. Например, зарин. Однако те молекулы отравляющих веществ, которые необратимо связались с ферментами в теле человека, уже никуда не пропадают. Конечно, на месте этих испорченных ферментов все время образуются новые [но это происходит не очень быстро].
Если, допустим, «выключить» буквально всю холинэсеразу в теле, потребуется около двух месяцев, чтобы восстановить ее уровень. Поэтому даже спустя три-четыре недели после того, как кто-то контактировал с отравляющим веществом, вы все равно сможете взять у него образец плазмы — и по-прежнему будете способны определить наличие яда.
Довольно быстро исчезают продукты распада [отравляющих веществ] в моче, это правда — два-три дня, и их уже не видно. Но то, что уже связалось с ферментами, никуда не исчезает очень долго, поэтому держать человека лишь для того, чтобы скрыть следы отравления — это занятие практически бессмысленное с такого рода ядами. Есть другие отравляющие вещества, которые исчезают довольно быстро, и там задержка длиной в пару часов может иметь значение. Но не здесь.
— Насколько я понимаю, из одного того факта, что наблюдалось сильное отравление ингибиторами холинэстеразы, напрямую следует, что вещество должно быть в скором времени идентифицировано. Есть ли шанс, что этого не произойдет?
— Теоретически да, это возможно. Потому что спектр подозреваемых веществ, которые требуется проверить, очень широк и при таких концентрациях [в которых действуют нервно-паралитические вещества] речь идет о точечной проверке каждого возможного варианта: первого, второго, третьего и так далее. Вы идете по списку «обычных подозреваемых» — самые известные нервнопаралитические газы, самые часто используемые пестициды и так далее. Но список может быть очень длинным, а анализ может занять много времени.
Параллельно исследуют продукты распада этих веществ — есть ли они в моче, в крови, на смывах кожи и так далее; такие данные могут помочь в идентификации [методом того же масс-спектрометрического анализа холинэстеразы, о котором мы уже говорили]. Другими словами, исследования в таких случаях идут в разных направлениях, и это большая работа.
Тем не менее, я уверен, что аналитикам все-таки удастся установить конкретное отравляющее вещество. Возможно, речь будет идти о группе близких веществ, потому что [для сильных ингибиторов] в процессе реакции с ферментом определенная химическая группа из состава яда уходит — и установить, что именно было на ее месте, уже нельзя. В случае зарина, например, уходит фтор.
Когда вы делаете такого рода анализ, то, определяя вещество, сможете утверждать, что речь идет о соединении, где в таком-то положении мог быть фтор, и это будет зарин, а могла быть и другая группа — например, бром или цианид, и это будет другое похожее вещество. Вы не знаете, как выглядела эта ушедшая часть молекулы, но вы видите, что оставшаяся часть выглядит как остаток зарина, а изначальное соединение было, очевидно, достаточно активным чтобы необратимо присоединиться к холинэстеразе. Но вы можете быть уверены, что речь точно идет о нервно-паралитическом газе.
В общем, я более чем уверен, что аналитики, которые работают с «Шарите», отравляющее вещество найдут. Судя по тяжести симптомов, речь идет о сильном отравлении — а значит, количество яда было немаленьким.
— Что нужно для идентификации яда — только ли его формула? Необходим ли образец самого вещества? Вообще, как долго может длиться анализ?
— Интерпретировать масс-спектры можно и без образца. Но в идеале в тот момент, когда вы считаете, что нашли нужный яд, вы должны провести подтверждающий анализ с тем образцом вещества, который есть у вас в хранилище. Если такого вещества у вас нет, его можно синтезировать, но это, конечно, займет еще некоторое время.
В принципе, весь процесс идентификации отравляющих веществ делится на три основных шага. Сначала делается скрининг, то есть поиск возможных кандидатов. Затем проводится, собственно, идентификация соединения. И третий шаг — который должен быть в таком громком деле, каким, очевидно, является случай Навального, — это подтверждение; а для него требуется референтный образец вещества. Он нужен, чтобы провести подтверждающий эксперимент, и если картина [масс-спектрометрического анализа] совпадает, можно быть достаточно уверенным, чтобы сделать официальное заключение.
Я бы сказал, что сообщения об идентификации яда можно ждать на этой, либо на следующей неделе. Поскольку это громкое дело, у аналитиков должны быть все ресурсы и возможности для работы.
— То есть на следующей неделе мы точно узнаем, о каком яде идет речь?
— Да, самое позднее. Если новостей не будет — значит, скорее всего, мы уже так ничего и не узнаем. Но важно отметить, что я не знаю, кто принимает решение о публикации информации. Очевидно, данные о природе яда должны будут получить врачи, поскольку это может повлиять на стратегию лечения, и семья. Но вот станет ли эта информация публичной, я не знаю.
— Пока результатов анализа нет, можем ли мы хотя бы по клинической картине утверждать, что речь идет именно об отравлении боевыми отравляющими веществами, которые трудно просто так достать — а не обычными пестицидами, которые действуют аналогично?
— Некоторые из пестицидов действительно относятся к фосфорорганическим соединениям и очень похожи [по структуре и функции] на нервно-паралитические газы — и отличаются от них только концентрацией, в которой действуют. Исторически боевые отравляющие вещества так и появились — из слишком токсичных пестицидов. Поэтому клинически картина отравления малым количеством высокотоксичного вещества не будет отличаться от отравления пестицидом в гораздо большей концентрации.
Однако по той же причине не найти такой пестицид, когда клиническая картина похожа на отравление боевым веществом, совершенно невозможно. Речь идет о разнице в тысячи раз. Например, если говорить про [отравляющий газ] VX, то, чтобы убить человека, может быть достаточно лишь небольшой капли на коже — никакие пестициды, конечно, настолько не ядовиты.
Есть, кстати говоря, и другие вещества, которые ингибируют холинэстеразу, но не являются при этом фосфорорганическими соединениями: некоторые лекарства от болезни Альцгеймера, некоторые карбаматы [инсектициды]. Однако зная то, что мы знаем сегодня, очень сложно предположить, как ими можно было отравиться: просто дотронуться до поверхности с таким веществом для отравления недостаточно. А если верна гипотеза с выпитым Навальным чаем (вообще говоря, у нее нет пока доказательств, все просто обращают внимание на этот чай), то вещества в этом чае должно было быть ну очень много.
В общем, пока у нас все равно очень мало информации, чтобы строить догадки, и главное, что следует сделать — дождаться результатов анализов, которые сейчас проводятся.
— Можете пояснить, почему Навального до сих пор держат в медикаментозной коме, если его состояние стабильное? Чего ждут врачи?
— Они ждут того, чтобы активность холинэстеразы вернулась в норму. Если сейчас убрать препараты, обеспечивающие [седативное состояние], у него вновь появятся симптомы отравления: невозможность контролировать мышцы, [останется] необходимость в искусственной вентиляции легких и так далее. [Он сейчас на ИВЛ, а] быть в сознании, когда ты подключен к аппарату искусственного дыхания, довольно неприятно. Поэтому обычно проводят седацию — не очень глубокую, но постоянную. В таком состоянии у пациента нет болей и он легче переносит подключение к ИВЛ.
Человека с таким отравлением нельзя резко выводить из этого состояния — необходимо контролировать, чтобы в процессе снятия седации не было болей, спазмов и других симптомов отравления. Одновременно с этим постоянно исследуется уровень активности холинэстеразы, и только если он восстановится, хотя бы частично, можно будет начинать возвращать пациента в сознание. Когда и как это делать — это, конечно, решение врачей, но вы принципе в таком состоянии человек после отравления может находиться еще пару недель.
— За это время организму нужно синтезировать достаточное количество новой холинэстеразы, которая могла бы выполнять свою функцию?
— Да, именно так. Мы все слышали про атропин [как антидот против фосфорорганических соединений] — но атропин не восстанавливает активность холинэстеразы, он просто снимает симптомы такого отравления. Есть еще один класс веществ, которые применяются в таких случаях — так называемые оксимы (пралидоксим, обидоксим и другие), и с некоторыми фосфорорганическими соединениями они действительно могут восстанавливать работу ферментов, то есть реактивировать их. Однако работают они лишь с некоторыми из отравляющих веществ. Если в данном случае оксимы не могут помочь, остается только ждать, когда тело само произведет недостающий фермент. Это может занять много времени.
— Каждый раз, когда речь идет о неудавшемся отравлении, появляется версия о том, что те, кто это сделал, хотели просто запугать свою жертву, а не убить. Возможно ли в принципе с такими веществами как-то подобрать концентрацию, чтобы не убить, а напугать?
— Если речь действительно о боевом отравляющем веществе, то я бы сказал, что это определенно покушение на убийство. Потому что подобрать концентрацию, как вы выразились, здесь невозможно. [Для каждого яда] можно представить кривую концентрации, где при определенной концентрации начинают появляться первые симптомы, затем они нарастают, а затем человек умирает. Но в данном случае разница между этими точками — первыми симптомами и летальным случаем — очень маленькая.
С пестицидами она шире, но количества вещества, как я уже говорил, должно быть гораздо больше. И это еще один аргумент в пользу того, чтобы дождаться идентификации вещества — если оно действительно окажется боевым и нервно-паралитическим, можно быть уверенным, что речь именно о попытке убийства. Если нет, тут возможны разные спекуляции, но даже по тяжести симптомов на «попытку запугивания» это никак не похоже.
— Если использование боевых отравляющих веществ — это всегда покушение на убийство, почему же эти попытки раз за разом проваливаются? Вспоминается, конечно, самый яркий последний случай — покушение на Скрипалей.
— Это прозвучит очень цинично, но если вам действительно нужно убить одного конкретного человека, то для этого есть другие, гораздо более подходящие яды. Ведь если что-то разрабатывалось как боевое вещество, если оно предназначено для использования в бомбах, на поле боя, это не значит, что это подходящий яд для точечной попытки убийства. При разработке таких веществ думают совершенно другими категориями: распространением в воздухе, стабильностью и тому подобным. Есть яды, которые гораздо тяжелее детектировать. Для точечного убийства есть более прямые пути: иногда люди просто пропадают, попадают в автомобильные аварии. Если все-таки используется боевое отравляющее вещество, можно предположить, что тот, кто его применил, намеренно хотел привлечь внимание к этому делу.
Что касается случая Скрипалей, им удивительно повезло: скорая помощь забрала их очень быстро. Есть оценки, согласно которым, если бы она опоздала хотя бы на десять минут, было бы уже слишком поздно. Но есть и другие — успешные — применения экзотических ядов. Я имею в виду случай [бывшего сотрудника КГБ и ФСБ Александра] Литвиненко: зачем нужно было использовать такое крайне экзотическое вещество как полоний, если вы просто хотите кого-то убить? Наверное, на это была своя причина. Я думаю, что здесь может быть много спекуляций, но, повторюсь, следует дождаться результатов анализа, которые могут что-то прояснить.
Впрочем, следует понимать, что сам по себе химический анализ, конечно, никак не позволит определить того, кто причастен к отравлению — для этого необходимо полицейское расследование. Даже если сейчас удастся найти некоторое количество яда в организме, его будет так мало, что надеяться на то, чтобы определить его происхождение по каким-либо примесям, невозможно. Это можно было бы сделать, если бы имелось чистое вещество, но, имея лишь полученные у пациента биологические образцы, это сделать невозможно.
Александр Ершов
«Би-би-си», 02.09.20, «Кто и как спасал Навального в первые два часа. Хроника»
Политик Алексей Навальный находится в коме уже 13 дней, из них последние десять — в берлинской клинике «Шарите». В среду правительство Германии заявило, что оппозиционер был отравлен боевым веществом из группы «Новичок». Согласно заявлениям российских врачей и властей, они следов отравления у Навального не нашли.
Русская служба Би-би-си восстановила подробную хронологию событий, происходивших с момента, когда Навальный с нормальным самочувствием приехал в аэропорт Томска, и до момента, когда его уже на грани жизни и смерти увезли на скорой в больницу Омска.
Би-би-си также стали известны новые подробности о том, как бортпроводники и медики гражданской авиации спасали жизнь политика во время полета и сразу после экстренной посадки лайнера.
Бортпроводники и неизвестная медсестра
Утром 20 августа Навальный вылетел самолетом авиакомпании S7 из Томска в Москву.
Его пресс-секретарь Кира Ярмыш, сопровождавшая политика в поездке, сообщила, что в то утро перед полетом Навальный не ел и не пил ничего, кроме чая, который купил в кафе на территории томского аэропорта Богашёво.
По словам пассажира того же рейса Ильи Агеева, видевшего Навального в аэропорту, чай он пил за 40-60 минут до взлета. Перед тем как пройти в зал вылета и сесть за столик, Навальный долго стоял в очереди на предполетный контроль — улыбался, шутил и фотографировался с узнавшими его пассажирами. Плохо ему стало уже на борту самолета.
Навальный летел рейсом 2614. В штатных условиях он длится 4 часа 20 минут: в 7:55 по местному времени (3:55 утра по Москве) лайнер вылетает из томского аэропорта Богашёво и в 8:15 по Москве приземляется в Домодедово.
В четверг 20 августа лайнер взлетел чуть позже: в 8:01 по томскому времени (4:01 по Москве), сообщили Би-би-си в авиакомпании S7.
Навальный ощутил недомогание уже в первые полчаса, прошедших со времени взлета, следует из рассказов пресс-секретаря Навального Киры Ярмыш и других пассажиров. По словам Ярмыш, он отказался от воды, которую развозили бортпроводники, и вышел в туалет, расположенный в хвосте самолета.
Как говорит Илья Агеев, сосед которого в это время пытался воспользоваться тем же туалетом, Навальный находился там примерно с 8:30 и до 8:50 по томскому времени. У туалета в этот момент собралась очередь.
Ни пассажиры рейса 2614, с которыми поговорила Би-би-си, ни спутники Навального — Кира Ярмыш и его помощник Илья Пахомов — не видели политика в это время и не знают, в какой момент он стал терять сознание.
В 8:50 по томскому времени (4:50 по Москве) о том, что одному из пассажиров стало плохо, узнали бортпроводники — на рейсе их было четверо: бригадир Александра Савенко и стюарды Денис Ендовин, Полина Ковалева и Елена Паньшина.
Согласно должностной инструкции, они попытались оказать Навальному помощь «с использованием средств, доступных на борту», рассказали Би-би-си в пресс-службе авиакомпании.
Как рассказывает пассажир Агеев, приблизительно в 9:00 (5:00 по Москве), бортпроводница по громкой связи спросила, есть ли врач среди пассажиров, и примерно в это же время сообщила о ситуации командиру корабля.
По словам Ярмыш, на призыв бортпроводников никто не откликнулся, затем Пахомов прошел с тем же вопросом по рядам возле хвоста самолета и нашел в третьем ряду медсестру — ее имя публично никто до сих пор не назвал.
В течение следующего часа она и бортпроводники, «поддерживали Алексея в сознании вплоть до приземления и передачи сотрудникам скорой помощи», сообщили Би-би-си в пресс-службе S7.
Подробностей об этих действиях представители авиакомпании и бортпроводники не раскрывают. Выяснить имя медсестры Би-би-си не удалось.
В последних рядах салона в непосредственной близости с Навальным и людьми, которые оказывали ему помощь в этот момент, оказался пассажир Сергей Неженец. Он рассказал Би-би-си, что происходило в салоне.
«Алексей, дыши»
«Я занимаюсь обычной адвокатской работой, представляю интересы клиентов в судах. В тот день я летел из Томского арбитражного суда в Краснодар, с пересадкой в Москве.
Самого Навального в самолете я лично не видел. Сидел, читал книжку, занимался своими делами. Было понятно, что какому-то человеку стало плохо и ему оказывали помощь. Я начал обращать внимание на происходящее, только когда экипаж спросил по громкой связи, есть ли в салоне врачи. Буквально через несколько минут командир сообщил, что мы будем садиться в Омске, потому что плохо пассажиру, и все начали готовиться к посадке. То, что это именно Навальный, я узнал только в аэропорту в Москве, когда зашел в «Твиттер» и увидел сообщения его пресс-секретаря.
Я сидел в последнем ряду, там, где Навальному стало плохо и где ему пытались помочь. Все это происходило в паре метров от меня, я хорошо слышал все разговоры. Через некоторое время после объявления экипажа Алексей начал кричать, стонать. Ему явно было больно. Он уже лежал на полу в коридоре, где помещение для бортпроводников, в хвосте самолета. Конкретных слов он не произносил, только кричал.
Оказалось, что в самолете была женщина, врач или медсестра, не знаю [Илье Агееву показалось, что это был мужчина, но он сидел на другом конце салона самолета — Би-би-си]. Вместе с бортпроводницами она помогала Навальному. Что конкретно они делали, я не видел, но слышал, как они постоянно повторяли: «Алексей, пей, Алексей, дыши». Судя по всему, он не мог дышать.
Когда он стонал, нам в некотором смысле становилось легче, мы понимали, что человек еще жив. Повторюсь, я тогда еще не знал, что это Навальный.
Помощники Алексея, девушка и молодой человек, в это время стояли рядом. Я тогда еще не знал, что девушку зовут Кира, потом узнал ее по фото в сети. Они были в явной растерянности. Девушка очень волновалась. Женщина-медик спрашивала ее, что случилось, почему человеку так плохо, а Кира отвечала: «Я не знаю, наверное, его отравили».
Между объявлением об экстренной посадке и самим приземлением прошло не меньше 30 минут или даже больше.
Девушки-бортпроводницы подбегали к иллюминаторам и сетовали, что самолет еще в облаках, а Алексею очень плохо. Очень переживали, что мы долго садимся».
Неженец также предположил, что Навальному делали промывание желудка — ему настойчиво предлагали пить, затем Сергей услышал звуки, похожие на рвоту.
Илья Агеев рассказал Би-би-си, что еще до приземления рядом с Навальным стоял мужчина и держал в руках «бутылек и систему какую-то от него».
«Мне со второго ряда [в другом конце салона — Би-би-си] показалось, что это капельница. Может быть, он был не врач, не знаю. Как раз это было перед посадкой. Тот человек стоял рядом с Навальным, пока мы снижались. Садились мы, наверное, где-то полчаса», — рассказал он.
По словам израильского реаниматолога Михаила Фремдермана, в ряде крупных авиакомпаний, в том числе British Airways и «Аэрофлота», аптечки действительно оснащены капельницами. Но пресс-секретарь S7 Надежда Хаитова сообщила Би-би-си, что на борту лайнеров компании капельниц «нет и не может быть».
Это подтвердил Би-би-си и заместитель заведующего врачебным здравпунктом Омского аэропорта Василий Сидорусь, сказав, что «на борту нет ни капельниц, ни клизм». На вопрос, делали ли больному промывание, врач уклончиво ответил: «Было все».
«Медики в самолете могли заподозрить пищевое отравление и попытаться провести промывание желудка, но не кишечника», — пояснил Фремдерман. В схему правильного проведения этой процедуры, говорит он, входит подкожное введение атропина в среднетерапевтической дозе. «Но это не имеет отношения к лечению отравления веществами ФОС (фосфорорганические соединения — Би-би-си), о которых сейчас говорят немцы», — отметил он.
При этом «если к Навальному фосфорорганический яд попал через питье, то в результате промывания желудка и рвоты существует угроза здоровью тех, кто оказывал ему помощь и затем убирал в самолете», — отметил собеседник Би-би-си.
«Это не наш случай, тут нужна реанимация».
В S7 говорят, что экипаж рейса 2614 «сработал быстро и строго в соответствии с процедурами».
Как сообщила Би-би-си специалист по внутрикорпоративным коммуникациям аэропорта «Омск-Центральный» Галина Гавриш, борт 2614 запросил посадку у диспетчеров порта в 8.20 по омскому времени (5.20 МСК); посадка была немедленно разрешена.
Причина, указанная командиром воздушного судна — больной пассажир на борту. Гавриш подчеркнула в беседе с Би-би-си, что личность пассажира в этом случае, как и в других подобных, не раскрывалась.
В 9.01 по омскому времени (5.01 по Москве) лайнер сел.
«В 9.03 на борт уже поднялись врачи, скорее всего, это были лишь те медики, что имеют соответствующий допуск», — сообщила Гавриш Би-би-си, пояснив, что подниматься на борт могут лишь люди, у которых есть на это специальное разрешение. У медиков, работающих в гражданской авиации (именно таков профиль специалистов здравпункта аэропорта), такие допуски есть.
Встречать самолет на летное поле прибыл белый медицинский Volkswagen, номер борта, как у «скорых» Омска, на нем не указан. Как выяснила Би-би-си, машина принадлежит омскому аэропорту.
На видео, выложенном в сеть одним из пассажиров, видно, что стремительно идущие в хвост самолета врачи одеты в куртки с надписью на спине «Омский аэропорт».
Первыми на борт самолета поднялась «вся смена» врачебного здравпункта ОАО «Омский аэропорт», сказал Би-би-си заместитель заведующего этим пунктом Василий Сидорусь.
Медики аэропорта, по его словам, в отличие от специалистов по «наземной» медицине, имеют опыт работы именно в авиации — когда в полете атмосферное давление уменьшается, системы организма ведут себя иначе.
«Смена поднялась, как трап поставили; машина уже ждала», — сообщил Сидорусь Би-би-си.
На тот факт, что в самолет поднялся весь состав здравпункта, могло повлиять то обстоятельство, что в то же время омский аэропорт был — в третий раз в августе — эвакуирован из-за ложной угрозы взрыва.
Представитель аэропорта «Омск-Центральный» Галина Гавриш сообщила Би-би-си, что первый звонок о «минировании» поступил через пять минут после того, как командир рейса 2614 запросил экстренную посадку.
Эвакуация силами сотрудников линейного отдела полиции при аэропорте была проведена в 8:25 по местному времени (5:25 по Москве), сообщает Гавриш. Она особо подчеркнула, что процесс эвакуации «никаким образом не повлиял» на развивавшуюся в это время ситуацию по спасению больного, «и по каждой ситуации были проведены стандартные оперативные действия».
Угроза минирования оказалась ложной — по данным источников Би-би-си, серия подобных звонков в августе прокатилась по различным организациям Омска.
«Когда мы приземлились в Омске, в самолет сразу зашла бригада врачей, машина уже ждала нас, — подтвердил Сергей Неженец. — Они осмотрели Алексея, и сказали: «Это не наш случай, тут нужна реанимация».
После этого, говорит Неженец, одна из двух пришедших женщин-врачей звонила коллегам из реанимации — просила их заезжать в аэропорт, подъезжать к прямо самолету, говоря, что пациент «тяжелый». «Называла цвет самолета и объясняла, что подъехать надо прямо к трапу. Еще минут десять мы ждали, пока реанимационный автомобиль приедет и Алексея погрузят в него».
«Пока «реанимобиль» ехал, врачи измеряли Навальному давление, пытались поставить капельницу с физраствором, говорит Неженец. — Но по-моему, для них было очевидно, что все это не помогает. Потом Алексея погрузили на носилки и вынесли из самолета в желто-салатовый «реанимобиль». Помощники забрали его вещи. К этому моменту после посадки прошло минут двадцать».
Василий Cидорусь уточнил, что не был в бригаде, которая помогала Навальному, но передал впечатления коллег: «Попробуй сразу сориентируйся, если он говорить не может… Он говорить только пытался».
При этом больной дышал самостоятельно и, насколько можно заключить из слов врача, без затруднений. «Сделали все, что нужно, работу выполнили по полной. Смогли оказать помощь. Сохранили здесь человеку жизнь и сделали так, чтобы он доехал до профильного стационара», — сообщил Сидорусь.
Гавриш заявила, что городская «скорая» была на поле в момент подачи трапа. Сидорусь на вопрос, когда на взлетной полосе появилась «городская» скорая, ответил: «Позже, значительно позже».
Желтый реанимобиль с бортовым номером 484, по данным Би-би-си, прибыл с Левобережной подстанции номер 4 БУЗОО «Станция скорой медицинской помощи» Омска. Эта подстанция расположена прямо на территории Больницы скорой медицинской помощи (БСМП) №1 Омска.
По оценкам собеседников Би-би-си, осмотр Навального и оценка его состояния на борту самолета длились около 15-20 минут.
«После погрузки больного пассажира в амбулифт и его перемещения в машину скорой помощи, последняя покинула контрольно-пропускной пункт аэропорта в 9:37 (6:37 МСК), без заезда в аэровокзал, и направилась в БСМП», — сообщила Гавриш.
«Никогда раньше полицию детали таких событий не интересовали»
В 10.09 по омскому времени (7.09 МСК) лайнер вылетел в Москву.
«После дозаправки, где-то через полчаса, мы улетели в Москву. На свой пересадочный рейс я опоздал, да и не только я. Когда мы приземлились в Домодедово, на борт зашли несколько сотрудников полиции в форме и люди в гражданском. Они попросили остаться пассажиров с нескольких рядов вокруг места, где сидел Навальный. Остальным разрешили уйти», — говорит Неженец. По его словам, изначально Алексей сидел где-то в центре салона, примерно на 10-11 ряду.
«С полицией я не общался, хотя приход полицейских в самолет мне показался странным. В тот момент случай не выглядел криминальным. И тут какие-то оперативные действия. Видимо, кто-то из силовиков все же считал это происшествие криминальным», — полагает Неженец.
«Я нередко летаю в самолетах и бывал в ситуациях, когда человеку на борту становилось плохо. Пару раз мы тоже садились, при этом никогда полицию детали этих событий не интересовали. «Скорая» просто забирала человека, и мы летели дальше», — говорит он.
Представители БСМП номер 1 Омска, в которую Навального отвезли на реанимобиле с самолета в отделение острых отравлений, в течение почти двух суток не выпускали Навального в Германию, ссылаясь на нестабильное состояние.
С 22 августа Навальный в состоянии искусственной комы находится в берлинской клинике «Шарите», куда его увезли самолетом из Омска. 24 августа представители «Шарите» заявили, что результаты обследования Навального свидетельствуют о его отравлении.
«Результаты клинического обследования свидетельствуют об интоксикации веществом из группы активных веществ, которые называются «ингибиторы холинэстеразы», — говорится в официальном сообщении клиники.
Уже после этого представители БСМП №1 заявили, что никаких признаков веществ, воздействующих на ингибиторы холинэстеразы, в организме Навального найдено не было. Одним из предполагаемых диагнозов омские медики называли нарушение обмена веществ.
Его состояние в Омске официально комментировали главный врач Алексей Мураховский, его заместитель Анатолий Калиниченко и завотделением — главный токсиколог города Александр Сабаев.
Имена врачей, лечивших Навального, и врачей, которые первыми оказывали ему помощь и доставили в больницу, в Омске не называли. Не комментировал ситуацию и заведующий отделением реанимации и интенсивной терапии при острых отравлениях, где судя по всему и лежал Навальный.
Позицию администрации больницы при этом критиковали эксперты, чье мнение, судя по комментариям в социальных сетях, поддерживали и некоторые медики в Омске.
Вопросы, касающиеся хронологии событий после того, как Навальный был передан медикам «скорой помощи», Би-би-си адресовала министерству здравоохранения Омской области. Но ответа не получила.
Илья Агеев рассказал Би-би-си, что утром 1 сентября, спустя почти две недели после экстренной посадки в Омске самолета с Навальным, он прилетел в командировку в Красноярск, и ему тут же позвонили из полиции. «В 10:00 звонок: «Илья Александрович, здравствуйте, звонит оперуполномоченный. У нас есть информация, что вы в Красноярске, надо увидеться, объяснения взять — мол, летел, не летел с Навальным».
«Приехали опера, в машине составили протокол о получении объяснений, и я пошёл дальше. Сказали, уголовное дело завели…», — сообщил Агеев.
Официальной информации об открытии уголовного дела об отравлении Алексея Навального пока не поступало.
Анна Пушкарская, Елена Бердникова, Тимур Сазонов, Андрей Сошников, Ксения Чурманова
«Meduza», 26.08.20, «Главврач омской больницы попросил клинику «Шарите» предъявить доказательства отравления Навального. Он предложил обменяться биологическими образцами»
Главный врач омской Городской клинической больницы № 1, где почти двое суток находился Алексей Навальный, попросил медиков из немецкой клиники «Шарите» предоставить данные, на основании которых они сделали вывод об отравлении политика. Письмо главврача омской больницы Александра Мураховского опубликовал в своем телеграм-канале ведущий программы «60 минут» Евгений Попов.
В письме говорится, что при поступлении Навального в больницу «рассматривалась версия интоксикации». Но этот диагноз «не нашел своего подтверждения и был снят как на основании отсутствия характерной клинической картины, так и в связи с отрицательными результатами лабораторных тестов». «Снижение уровня холинэстеразы может быть вызвано множеством причин — как приемом препаратов, так и эндогенными причинами различного происхождения», — пишет Мураховский.
В письме говорится, что Навальному действительно давали атропин, но в соответствии с другими медицинскими показаниями. Мураховский предлагает немецким коллегам обменяться биологическими образцами, «действуя исключительно в интересах пациента».
Евгений Попов также опубликовал фрагмент «независимой экспертизы анализов Навального», согласно которому «ингибиторы холинэстеразы не обнаружены». В справке указано, что исследование проведено 25 августа. При этом слова «ингибиторы холинэстеразы» набраны не тем шрифтом, которым набран весь остальной документ.
Кроме того, 26 августа опубликовали еще одно открытое письмо «от лица медицинского сообщества Омской области», в котором говорится, что «резкая реакция либеральной общественности на действия омских врачей при спасении Алексея Навального переходит все границы этики и здравого смысла». Сторонники Навального, считают авторы письма, «пытаются всячески очернить тех, кто спас ему жизнь», хотя «никто из них не был свидетелем его состояния и не знаком с узко профессиональными и требующими дополнительных знаний результатами анализов и обследований».
«По сути, мы столкнулись с таким явлением, как „политический“ диагноз, которое не имеет никакого отношения к медицине», — говорится в обращении. Полный текст письма опубликован в «МК.Омск», его также процитировал ТАСС.
Врачи клиники «Шарите» в Берлине, куда Навального эвакуировали из Омска, 24 августа заявили, что результаты клинических исследований указывают на его отравление веществом из группы ингибиторов холинэстеразы. Немецкие врачи сообщили, что использовали противоядие — атропин. Конкретное вещество, которое вызвало отравление, пока не установлено.
Автор: Владимир Носов
Бессменный главный редактор, в незапамятные времена работал в издании РБК