По обеспеченности сельскохозяйственной техникой наша страна сильно отстаёт не только от США и европейских стран, но даже от Белоруссии и Казахстана. В связи с этим государство на протяжении последних лет активно поддерживает завод «Ростсельмаш». Тем более что его владельцы продолжают жаловаться – мол, если не поможете, производство загнётся! Однако свои средства вкладывать в производство они при этом не сильно спешат. Только в прошлом году трое главных акционеров завода – Константин Бабкин, Дмитрий Удрас и Юрий Рязанов получили в виде дивидендов 2,2 млрд рублей и готовились разделить ещё полмиллиарда в начале этого года. Однако возник скандал, и от последней транзакции пришлось отказаться. Впрочем, желание делать бизнес за счёт лоббирования своих интересов в госструктурах владельцы предприятия, похоже, не потеряли.
Купили по дешёвке
«Ростсельмаш» выпускает сельскохозяйственную технику с 1929 года. Пройдя через войны и кризисы, в середине 90-х завод медленно умирал. Тут-то на горизонте и появилась троица молодых бизнесменов, уже поднаторевших к тому времени в реалиях лихих 90-х, – Константин Бабкин, Дмитрий Удрас и Юрий Рязанов. Они понимали: время, когда основные деньги делались на перепродаже импорта, заканчивается, надо вкладываться в реальное производство. Приятелей заинтересовал «Ростсельмаш», который к тому времени успешно разворовывался – комбайны с огромной скидкой поставлялись мутным посредникам, которые реализовывали их по рыночной цене, а завод получал копейки. В 1999 году компания «Новое содружество» (принадлежавшая Бабкину, Удрасу и Рязанову) начала скупать акции «Ростсельмаша». Сколько они заплатили за предприятие, крупнее которого в миллионном городе тогда не было, до сих пор неизвестно. Однако, как тогда оценивал ситуацию «Коммерсантъ», на покупку блокирующего пакета акций крупнейшего в стране производителя сельхозтехники было потрачено всего 1–1,5 млн долларов США. По сути, это была стоимость десятка-полутора выпускаемых заводом комбайнов.
Будем справедливы – смена собственников вдохнула в предприятие новую жизнь. Троица бизнесменов была настроена на то, чтобы зарабатывать на своём имуществе, а для этого готова была вкладываться и в кадры, и в модернизацию предприятия.
Однако главным козырем всё-таки явился лоббистский потенциал московских бизнесменов. Своеобразным «фронтменом» троицы выступал и выступает Константин Бабкин. Он охотно раздаёт интервью, пишет статьи и книги и даже ведёт собственный блог. В числе его регалий – пост председателя совета ТПП РФ по промышленному развитию и конкурентоспособности экономики, а также сопредседателя Московского экономического форума. Идеология, которой придерживается Константин Бабкин и которую он неустанно продвигает на любых уровнях, проста: государство всеми мерами должно поддерживать отечественного производителя. Так, по словам директора Института стратегического анализа ФБК Игоря Николаева, «именно Бабкин в конце 2011 года добился, что Россия ввела специальную пошлину на ввоз импортной сельхозтехники». Само по себе это и неплохо бы – однако к словам о «поддержке отечественного производителя» следовало бы, по аналогии с известным анекдотом, добавлять «и мы даже знаем этого производителя».
Таким образом, очень похоже, что все усилия владельцев «Ростсельмаша», если убрать словесную шелуху, уже второе десятилетие, оказывается, были направлены на то, чтобы с помощью финансовой подпитки от государства закрепить за собой доминирующее, а в идеале и монопольное, место на российском рынке.
Результат предсказуем
Для достижения этой цели хозяева ростовского завода проявляют чудеса изобретательности.
«Бабкин и ещё одна структура, которая поглотила тракторные заводы России, в паре получили от Министерства промышленности поддержку общей сложностью почти на 500 млн рублей на разработку нового комбайна и нового трактора. Из них 300 млн – на комбайн «Ростсельмашу», который выдаётся за новый. На самом деле этот комбайн был разработан ещё генеральным конструктором «Ростсельмаша» Иваном Киреевичем Мещеряковым. Архивы Мещерякова, которые были наработаны в 80-е годы, выдаются теперь за собственные разработки», – рассказывал «Новой газете» в 2009 году предшественник Константина Бабкина на посту руководителя Союза производителей сельскохозяйственной техники и оборудования для АПК Аркадий Ошеров.
Однако по-настоящему масштабную поддержку завод начал получать после того, как бизнесмены непосредственно пошли во власть. Сам Бабкин одно время даже рассматривался как кандидат на различные министерские посты, но, как говорится, не сложилось. Зато Евгений Корчевой, начинавший некогда в пресс-службе «Ростсельмаша», дорос до директора в «Росагромаше» и к 2016 году сумел занять должность директора департамента сельскохозяйственного, пищевого и строительно-дорожного машиностроения в Минпромторге РФ. Другими словами, принимать решения о выделении денег «Ростсельмашу» стал выходец из «Ростсельмаша».
Результат оказался предсказуемым
«Наиболее существенным фактором, оказывающим неблагоприятное влияние на конкурентоспособность российских предприятий, является то, что значительная часть финансирования из региональных бюджетов на приобретение сельхозтехники направляется на закупку зарубежной продукции», – заявил Корчевой на одном из агротехнических форумов. В итоге начала действовать программа по предоставлению субсидии из федерального бюджета на поддержку отечественной техники.
Предприятия получали деньги и делали скидку покупателям. Фокус был в том, что, как писал тот же «Коммерсантъ», размер субсидий в рамках программы тесно привязали к… численности сотрудников предприятия. В результате 78% средств, выделенных в 2018 году, получили именно многолюдный «Ростсельмаш» и Петербургский тракторный завод. А в мае 2019 года «Газета.Ru» опубликовала письмо с жалобой семи членов «Росспецмаша», которые прямо обвинили руководство этого объединения в том, что все лоббистские усилия ассоциации «осуществляются преимущественно в интересах группы компаний «Ростсельмаш». Ирония в том, что адресовали они эту жалобу непосредственно руководителю ассоциации Константину Бабкину.
Всего, по информации издания Daily Storm, за последние семь лет «Ростсельмаш» получил от государства более 33 млрд рублей. Рекорд был поставлен в 2017 году, когда завод получил 10 млрд рублей.
В 2019 году сумма составила около 6 миллиардов. И так бы деньги и текли дальше в тишине, но произошёл скандал. «Когда «Ростсельмаш» вывел на дивиденды 2 млрд
700 млн, мы не могли с этим согласиться, потому что они требуют из бюджета под 10 млрд госпомощи», – развёл руками спикер Госдумы Вячеслав Володин. После публичного окрика акционеры притормозили, и последнюю часть дивидендов, в размере около полумиллиарда, решили не делить, а оставить на развитие предприятия.
Комбайнов не хватает
Но, возможно, так и надо действовать? В конце концов, в результате лоббистских усилий Бабкина и его компаньонов завод работает и в целом неплохо себя чувствует. Беда в том, что если вы усиленно кормите слона, то есть шанс, что он вытопчет всех своих соседей по вольеру. По данным Минсельхоза, в 2019 году на долю «Ростсельмаша» пришлось 45,2% субсидий, на Петербургский тракторный завод – 15,8%, а на Claas (локализованное в РФ немецкое производство) – 10%. В результате, по данным исследования ВШЭ, к настоящему моменту «Ростсельмаш» производит до 80% всех российских зерноуборочных комбайнов. С учётом ограничения поставок импортной техники это фактически позволяет ему диктовать цены на рынке. В результате давняя проблема российских аграриев – нехватка техники – не решается. «Российская газета» напоминает, что если в 1985 году в СССР на каждую тысячу гектаров пашни приходилось в среднем 7,5 единицы такой техники, то в 2007-м – 3,4, а по итогам 2018-го цифра составила 2,36. Для сравнения: по данным журнала «Эксперт», в Германии на каждой тысяче гектаров работает 11,5 комбайна, в США – 17,9, в Белоруссии – 9,3. При этом ещё и возраст техники превышает все установленные нормативы – аграрии «выжимают» из машины всё возможное, так как просто не могут позволить себе приобрести новые. Тот ли это результат, на который рассчитывало государство, перекрывая доступ импортной техники и поддерживая отечественного производителя, который, кстати, как выясняется, почти половину этой поддержки готов пустить на свои личные нужды и проекты?
Сергей Ковдин
Оригинал материала: «Наша Версия»
«КоммерсантЪ», 20.05.20, ««Людям есть надо и в кризис, и без кризиса»»
Совладелец «Ростсельмаша» Константин Бабкин о страданиях крестьян и оптимизме машиностроителей
Производство сельхозтехники стало одной из отраслей машиностроения, которая в наименьшей степени была затронута кризисом, связанным с коронавирусом. О динамике заказов и поставок, проблемах с экспортом и конфликтах из-за господдержки в интервью “Ъ” рассказал совладелец «Ростсельмаша» Константин Бабкин.
— Как на сельхозмашиностроении сказались ограничения на фоне коронавируса?
— Сельхозмашиностроение меньше других отраслей подвержено влиянию коронавируса. Заводам разрешено работать, и рынок не упал. По прогнозам, заказам думаем так, что в этом году будем работать на уровне прошлого. Конечно, есть риск перебоев по комплектующим, но пока это тоже не носит критичного характера. Китайцы запустились, российские поставщики тоже работают — они сперва постояли, потом Минпромторг помог, да и губернаторы посмотрели, что надо работать.
Мы на «Ростсельмаше» обеспечили всех сотрудников масками, командировки остановлены, конференции и совещания переведены в режим видеосвязи. Народу последнее, кстати, понравилось, и, наверное, практика будет более активно продолжаться и после отмены карантина. В целом мы оптимистично настроены, потому что верим, что и сельское хозяйство будет развиваться, и в целом потенциал сельхозмашиностроения России выглядит неплохо.
— То есть сейчас нет проблем с компонентами?
— По российским поставщикам — нет, но есть риск того, что итальянцы и немцы устроят нам перебои. Многие там сейчас плотно стоят, но некоторые все-таки запускаются. В ближайшие недели две, если основные производители не запустятся, будут проблемы. Но я думаю, что пока прогноз позитивный, потому что постепенно заводы в Италии запускаются.
— Кто ваши основные поставщики?
— У нас 550 основных поставщиков, из них 480 российские и 70 иностранные. По деньгам если считать, то 75% российские, 25% иностранцы. Импортные поставщики — это наиболее мощные двигатели, гидросистемы, гидрораспределительные системы, то есть вся силовая гидравлика. Гидроцилиндры российские мы покупаем, а именно управляющая гидравлика — их берем в Италии и Германии. Это как раз группа риска, которая может создать перебои по некоторым моделям в плане производства, если заводы в Европе не запустятся.
Фото: Анатолий Жданов / Коммерсантъ
— Сейчас вы работаете на складских запасах?
— Да. Есть еще комплектующие в пути, у поставщиков на складе, в целом двух-трехмесячный запас. Но постепенно он, конечно, уменьшается.
— Какая ситуация с новыми заказами?
— Людям есть надо и в кризис, и без кризиса, пока заказы на уровне прошлого года. Вот первый квартал такая цифра впечатляющая — на 30% больше в России производство сельхозтехники, чем в прошлом году. Но это потому, что в первом квартале 2019 года был спад, который объясняется тем, что по «программе 1432» (основная программа госсубсидирования сельхозтехники.— “Ъ”) скидка была уменьшена: в 2018 году она была 25%, в 2019-м стала 15%. Сейчас, хотя вроде мы в первом квартале были более загружены, чем год назад, в целом по году такое ощущение, что примерно на уровне прошлого года пройдем.
— То есть спада не ожидаете?
— Пока нет.
— Идут ли экспортные поставки?
— С экспортом сложнее: он идет, но на 10% меньше, чем год назад. Прогноз такой, что экспорт упадет. Причин несколько. Во-первых, субсидия на доставку техники на внешние рынки уменьшилась с 25% до 11% от цены.
Вторая причина в том, что крестьяне в Европе сейчас в коллапсе находятся: там гораздо более жесткий карантин, перемещения запрещены, и крестьяне в Евросоюзе вообще не покупают технику.
Продаж в последние два месяца нет, и непонятно, когда они начнутся. В Казахстане с этого года созданы более комфортные условия для сельхозтехники из дальних стран по сравнению с поставщиками из Евразийского союза (см. “Ъ” от 12 мая). Но есть надежда, что в мае будет заседание Евразийской экономической комиссии, и это ограничение снимут. Поэтому мы пока ориентируемся, что Казахстан тоже на уровне прошлого года будет закупать, а это 40% нашего экспорта.
— Насколько должны затянуться ограничения на фоне коронавируса в России, чтобы это стало чувствительно для сельхозмашиностроения?
— Тут от срока не сильно зависит, потому что с самого начала карантина сельхозмашиностроению можно работать, сельскому хозяйству можно работать, рынок продовольствия не уменьшился. Единственное, чего мы боимся,— запрета на экспорт зерна или другой продукции. Это значит, что треть производимого зерна останется на рынке, сразу крестьянин скажет: «Так, надо резко сокращать количество производимого зерна». Цены упадут, и, соответственно, рынок вообще встанет, комбайны крестьянам не будут нужны. Но надеюсь, что разум возобладает и этот вопрос пересмотрят (в РФ сейчас введена квота на экспорт зерна, в связи с ее выборкой экспорт до 1 июля остановлен.— «Ъ«).
Мы, конечно, сильнее защищены, менее остро переживаем этот кризис, если сравнить с малым бизнесом и даже строительно-дорожной техникой: они, конечно, стонут, не работали часть апреля. И цены на нефть упали: нефтяные компании программы модернизации все урезали, заказы на технику обнулили, и там всем плохо. Не просто из-за карантина, но рынок из-за цены на нефть упал, и непонятно, когда оживится.
— Какова динамика производства на «Ростсельмаше»?
— На уровне 5 тыс. комбайнов в год в прошлом году, и в этом году мы ориентируемся на это, порядка 1 тыс. тракторов. По тракторам готовимся подрасти из-за того, что в Казахстан планируется увеличить отгрузки, если в мае решится эта проблема с утильсбором.
— По итогам первого квартала ваш выпуск вырос на уровне рынка?
— На уровне рынка — да.
— В прошлом году для сельхозмашиностроения изменилась система подсчета уровня локализации (ей нужно соответствовать для получения господдержки) — на балльную. Это для вас серьезное изменение?
— Да нет. Требования по локализации были исходно, они шесть лет уже существуют — с момента запуска «программы 1432», других мер поддержки. Балльная система — я не ощущаю, что это принципиальное изменение. Мы по всем комбайнам удовлетворяем требованиям локализации, хотя по комбайнам еще на балльную систему не перешли, там старые критерии работают — необходимо делать набор определенных операций в России. Но «Ростсельмаш» 90 лет занимается комбайнами, поэтому тут вопросов нет у нас, много переделов и много компетенций.
Вот по тракторам мы частично удовлетворяем этим требованиям, а частично — нет, то есть какие-то модели у нас попадают в программу поддержки, какие-то — нет. Балльная система дает нам ориентир по тому, какие инвестиции необходимо делать. Мы этим занимаемся: переносим постепенно производство тракторов одной модели за другой из Канады в Россию, и одна модель за другой у нас попадает в программу поддержки. Поэтому принципиальных отличий нет, и восемь лет эта система работает, постепенно ужесточается, но это нормально.
— Но сам факт, что раньше все-таки предписывались определенные операции, а сейчас это просто общее число баллов, как-то упростило жизнь?
— Это непринципиально. То есть чтобы набрать баллы, все равно надо к определенному времени сделать инвестиции. Я вообще сторонник старой системы, без баллов. Вот нужно российские двигатели ставить на тракторы с такого-то года, значит, все компании должны их ставить. Это дает ориентиры — все компании делают инвестиции, приспосабливают свои модели под российские двигатели, а российские производители двигателей имеют ориентир по сбыту, потому что они знают: ага, все сельхозмашиностроители на их двигатели пересядут через два года. Балльная система более гибкая: ты можешь не двигатели, а, например, трансмиссию ставить, но она менее четкие ориентиры дает, более неопределенные. Но принципиально от старой системы это не отличается.
— Что сейчас с локализацией по тракторам компании, если в баллах считать?
— По тракторам — мы перенесли две модели сюда из Канады. Так называемая 2000-я серия — это 375–400 л. с., по ней у нас 108 баллов из 198 возможных. Через два года будет набрано 128 баллов, по-моему, и по этой модели мы входим в требования программы господдержки. А по 3000-й серии — это мощные тракторы в районе 575–620 л. с., там у нас 98 баллов из 198 возможных, этого тоже достаточно по требованиям.
По другим пяти моделям мы не набираем достаточно баллов, и они в программы господдержки пока не попадают. Но мы работаем, проектируем тракторный завод, где-то зимой будем его закладывать, и в 2021 году еще одну модель сделаем, в 2022 году — еще одну. Планируем осваивать производство примерно по модели тракторов в год, чтобы они постепенно попадали в программу.
— Планы по инвестициям не были пересмотрены из-за коронавируса?
— Пока нет.
— Депутаты Госдумы в начале апреля заявили о необходимости проверки эффективности расходования бюджетных средств «Ростсельмашем» на фоне выплаты дивидендов в 2,7 млрд руб., что, по оценке, прозвучавшей на заседании совета Думы, эквивалентно почти половине полученной от государства субсидии. В итоге компания решила не выплачивать дивиденды. Как сейчас обстоит ситуация?
— Эта новость прозвучала довольно остро — что получили деньги, разрезали, распихали. Но на самом деле это несвязанные и несравнимые вещи, эти две цифры вообще сравнивать сложно. «Ростсельмаш» был и до мер поддержки рентабельной компанией. Просто стало выгодно производить в России. До того мы выводили производство постепенно в Канаду, вложились в выпуск тракторов, литейный завод закрыли на «Ростсельмаше» и перенесли производство комплектующих в Китай, двигатели все больше покупали иностранные, то есть постепенно деньги утекали из России. При этом компания «Ростсельмаш» была прибыльной, мы даже делали инвестиции в авиастроение, в Канаду, еще куда-то.
Меры господдержки экспорта, НИОКР, «программа 1432» побудили нас поменять стратегию, и мы сделали инвестиции по локализации здесь. Да, хотели заплатить дивиденды, но еще раз — меры поддержки я не воспринимаю как повод для того, чтобы остановить жизнь. У нас, у акционеров «Ростсельмаша», есть другие проекты. Город нам говорит: «Выводите химическое производство из центра». ЦБ говорит: «Докапитализируйте Сельмашбанк, а то мы его закроем».
Конечно, это нас волнует. Вот если депутаты скажут: «Ах, вы заплатили дивиденды, и мы отменим меры поддержки», то окажется, что наша стратегия по углублению локализации в России оказалась ошибочной. И те компании, которые не делали инвестиции в России, окажутся в выигрыше, а мы потеряем кучу денег. Поэтому мы готовы все объяснить, рассказать интересующимся депутатам, но пока проверка не приехала. В любой форме мы готовы объяснить. Жалко, что депутаты не все поняли и устроили такую острую кампанию в прессе.
А насчет выплатили, не выплатили дивиденды — в прошлом году выплатили 2,2 млрд руб. (промежуточных дивидендов за 2019 год.— “Ъ”), планировали по итогам года выплатить еще 500 млн руб., всего 2,7 млрд руб. Но в связи с тем, что «Ростсельмаш» попадает в списки системообразующих компаний, юристы говорят нам, что что в этой ситуации нельзя выплачивать дивиденды. Поэтому выплату этих 500 млн руб. акционеры решили отложить.
— С чем, по вашему мнению, связан такой интерес депутатов к «Ростсельмашу»?
— Почему-то все думают, что меры господдержки нацелены на нас, хотя и в сельхозмашиностроении почти 70 компаний ими пользуются, аналогичные меры есть и для производителей строительно-дорожной техники и подвижного состава. Почему-то думают, что только «Ростсельмаш» все получает, а это неправда.
На самом деле «программа 1432» существует шесть лет, и каждый год идут бои. Она постоянно под угрозой отмены: появляются либо чиновники, либо депутаты, которым надо доказывать, что эта мера должна действовать долго, ее надо продолжать. В 2019 году, вы помните, два вице-премьера (Дмитрий Козак и Алексей Гордеев.— “Ъ”) в мае собрались, никого не пригласили и решили «программу 1432» отменить. Потом разобрались, продлили. Кстати, 2,2 млрд руб. дивидендов за прошлый год мы по итогам трех и девяти месяцев года выплачивали в период, когда было объявлено, что программы не будет.
Постоянно почему-то наши государственные деятели считают, что если они копеечку в казне оставят, вынут из бизнеса, то это усилит их позиции.
Налоги повышают, всякие сборы, кредитные ставки на запредельном уровне держат, а помочь производству считается чем-то неочевидным, на чем нужно сэкономить. Недоплатить производителям — это доблесть.
Кстати, по «программе 1432» государство еще не расплатилось: около 4 млрд руб. долг перед всеми заводами. Уверены, что деньги будут возмещены, но борьба идет постоянно. И эта дискуссия про дивиденды — тоже одно из проявлений. Хотелось бы, конечно, чтобы политика была более стабильной и надежной.
— Почему вы были против замены «программы 1432» на льготный лизинг?
— «Программа 1432» универсальна, и примерно треть машин по ней продается у нас в лизинг, треть — по кредитам, субсидируемым государством, еще треть крестьяне покупают за счет собственных средств. Хозяйства, у которых не такой красивый баланс, не могут взять технику в лизинг. Сейчас крестьяне выбирают тот инструмент, который им больше подходит. И всех пересаживать на лизинг — это сузило бы рынок и маневр для крестьян.
Кроме того, у нас в теории много лизинговых компаний, а на практике имеет разветвленную региональную сеть только одна — «Росагролизинг». Остальные менее конкурентоспособны, получают меньше поддержки от государства. Фактически рынок попал бы под контроль одной лизинговой компании. С новым руководством последние два года «Росагролизинг» работает хорошо, но чтобы вот от одной компании зависеть… Это было бы нежелательно. Тем более что у нас есть негативный опыт: несколько лет назад «Росагролизинг» просто на два года остановил закупки техники у «Ростсельмаша» по незаявленным причинам — не хотим, и все. Покупали технику у конкурентов. Возможная монополизация вселяла в нас нервозность, и мы говорили, что этого не надо делать.
— Последние годы правительство говорило, что рынок сельхозтехники восстановился после кризиса и финансирование «программы 1432» в объеме 15 млрд руб. в год уже не требуется. Тем не менее каждый год деньги выделяются. Во сколько вы оцениваете потребность в 2020 году?
— 15–16,5 млрд руб. в зависимости от состояния рынка. Говорить о том, что рынок вышел из кризиса… Ну, смотря что называть выходом из кризиса. У нас в России уровень механизации ниже, чем в Казахстане и Белоруссии, я уже не говорю про Америку и Германию. Надо усиливать уровень механизации, десятки миллионов гектар земель возвращать в сельхозоборот, то есть техника нужна. И я бы не сказал, что мы вышли из кризиса такого глубокого, в котором пребываем эти десятки лет. Еще раз, если скажут: «Все нас удовлетворяет, больше тракторов не надо, на этом уровне держитесь», то пострадают крестьяне, а мы окажемся перед фактом, что наша стратегия по локализации оказалась ошибочной. Мы будем объяснять, что нельзя сокращать меры поддержки. Хотя многих нервирует, что сельхозмашиностроение постоянно ее получает.
Давайте, пожалуйста, уважаемое правительство, чтобы сельхозмашиностроение не выбивалось из общего фона, поддержку всем несырьевым отраслям сделаем.
Эти меры доказали эффективность. В том числе я говорю и о бюджетной эффективности: государство вкладывает 1 руб. и в этом же году получает 1,89 руб. в виде налогов. Система самоокупаемая, привела к прекрасным результатам — втрое выросло количество производимой в России техники. Шесть лет назад российская техника на рынке страны составляла 24%, сейчас — почти 58%. Не прекращайте поддержку, а расширяйте ее на другие отрасли — станкостроение, легкую промышленность, строительно-дорожную технику. Тем более что последняя сильно пострадала от падения цены на нефть.
— В конце прошлого года «Ростсельмаш» подписал соглашение об организации в Азербайджане сборочного производства комбайнов NOVA. Что сейчас с проектом?
— Азербайджан в жестком режиме ввел карантин, на сегодня проект остановлен. Но шло активное согласование вопросов о поставках машкомплектов.
— В какие сроки там планировалось создать производство и какой мощности?
— Речь шла о 150 комбайнах на этот год, и дальше примерно на этом уровне поставки. Но пока остановились все переговоры, ждем прояснения ситуации.
— Сборочные проекты в других странах есть?
— В Узбекистане есть проект, тоже что-то порядка 150 машин в год, и в Казахстане уже есть сборочное производство.
— Кто ваши основные конкуренты сейчас?
— Петербургский тракторный завод (ПТЗ), и иностранцы тоже сильны в этом сегменте, особенно в мощной классике: John Deere, New Holland, AGCO, Claas, четыре монстра. Сейчас тенденция на рынке такая, что шарнирно-сочлененные тракторы, которые делают «Ростсельмаш» и ПТЗ, постепенно, на Западе по крайней мере, уступают место мощной классике. То есть неломающийся трактор — большие колеса задние и маленькие передние. По комбайнам Claas наш основной конкурент, белорусы — в меньшей степени, но тоже важный конкурент.
Бабкин Константин Анатольевич
Личное дело
Родился 13 февраля 1971 года в городе Миассе Челябинской области. В 1994 году окончил Московский физико-технический институт. В 1992 году — соучредитель ЗАО «Производственное Объединение Содружество» совместно с Дмитрием Удрасом и Юрием Рязановым, куда впоследствии вошел ряд производственных активов в Ростовской области, в том числе производитель сельскохозяйственной техники «Ростсельмаш», а также лакокрасочной продукции и оксида цинка «Эмпилс». С 2002 года Константин Бабкин — председатель совета директоров «Ростсельмаша». С 2005 года — президент ООО «Новое Содружество» и ассоциации «Союзагромаш» (с 2017 года — Российская ассоциация производителей специализированной техники и оборудования «Росспецмаш»).
Председатель федерального совета политической партии «Партия Дела», а также совета ТПП РФ по промышленному развитию и конкурентоспособности экономики. Член бюро центрального совета Союза машиностроителей России. Удостоен звания «Почетный машиностроитель».
Женат, отец пятерых детей. Спортивные увлечения — горные лыжи, горный велосипед. Хобби — садово-парковое искусство.
ПАО «Ростсельмаш»
Company profile
«Ростсельмаш» — крупнейший производитель комбайнов и один из крупнейших производителей тракторов в РФ. В группу компаний входят 13 предприятий, расположенных на 11 производственных площадках в России, Канаде и Казахстане. Продуктовая линейка компании включает в себя более 150 моделей и модификаций 24 типов техники, в том числе зерно- и кормоуборочных комбайнов, тракторов, опрыскивателей, кормозаготовительного и зерноперерабатывающего оборудования и др.
По итогам 2019 года «Ростсельмаш» увеличил чистую прибыль в 7,3 раза, до 2,6 млрд руб. Выручка предприятия практически не изменилась, составив 37,7 млрд руб. Основные бенефициары — Константин Бабкин, Дмитрий Удрас и Юрий Рязанов. Председатель совета директоров — Константин Бабкин. Гендиректор — Валерий Мальцев.
Интервью взяла Ольга Никитина
Автор: Владимир Носов
Бессменный главный редактор, в незапамятные времена работал в издании РБК